«Мы так и не состоялись как гражданское общество»

Regionalpost.org

В рамках нового проекта  «От независимости до изгнания» Regional Post поговорил с доцентом, кандидатом филологических наук Нуне Аракелян, которая в течение десятков лет вела активную общественную деятельность, поднимала острые вопросы и помогала не только людям, но и бездомным животным. Представляем ее рассказ от первого лица. 
Почему мы находимся в составе Азербайджана, и почему у нас нет ни одной действующей церкви? Этим вопросом я задалась еще в детстве, в эпоху Советского Союза, когда мое поколение стало свидетелем медленной сдачи армянского Карабаха  Азербайджану. Это проявлялось в виде дискриминационной политики со стороны Азербайджанской ССР: армянская литература была под запретом, но мы тайно читали книги Лео, Джона Киракосяна, слушали радиоканалы «Голос Америки» и «Свобода». Проанализировав все это, я поняла: либо нам придется уйти, либо все закончится «взрывом».

Начиная с 60-ых годов национальные конфликты стали вспыхивать все чаще. Со временем терпеть политику Азербайджана по отношению к нам, армянам Нагорного Карабаха, стало невозможно.
В 80-ых я была студенткой бакинского университета и помню, как 10 февраля начались наши каникулы. Мы знали, что 13-го в Степанакерте намечался митинг, и все обязательно собирались участвовать. Я рассказывала азербайджанским однокурсникам, что в Степанакерте у нас будет большой митинг за выход  из состава Азербайджана. Никто не поверил, все смеялись. Только со временем они осознали, что все было серьезно.

И мы все знаем, как развивались события дальше. В азербайджанских городах происходили массовые убийства армян, более миллиона человек с обеих сторон стали беженцами. Была война, много погибших, и, наконец, соглашение о перемирии. И уже тогда, в 94-м, люди моего поколения прекрасно понимали, что это была не победа. Нашу молодежь почему-то воспитывали под лозунгом победы, но победа всегда достигается подписанием капитуляции одной из сторон.

В течение 30-и лет мы наблюдали, как азербайджанцы вооружались, а мы в это время строили отели, рестораны, шашлычные. Люди, которые видели войну 94-го года, прекрасно знали, что ситуация однажды взорвется. И вместо того, чтобы превратить Карабах в неприступную крепость, по каким-то причинам нас успокаивали бравыми лозунгами, патриотическими песнями, разными фестивалями. Мы победили бы, если бы заселили все эти земли, если бы нас было не 150 000 а полмиллиона. Мы были бы победителями, если бы у нас в обществе царила социальная справедливость.

Конечно, у нас было намного лучше, чем в Азербайджане. Мы жили в очень демократичной стране, с «европейскими» ценностями․ Но, естественно, нам хотелось большего. У нас был шанс сделать Арцах сильнее. Вместо того чтобы уверять нас, что Россия не допустит войны, надо было все население готовить к обороне: строить бомбоубежища, укреплять границы, покупать оружие. Если союзник нас предал, надо было искать других, поднимать этот вопрос на международных платформах. У нас даже вопрос армянских беженцев из Баку, Кировабада, Шаумяновского района и других населенных пунктов — нигде не поднимался, в то время как азербайджанцы кричали о своих беженцах везде.

Как-то так получилось, что очень скоро они стали выглядеть пострадавшими, а мы агрессорами. Это целиком полное поражение нашей дипломатии, и мне кажется, что это делалось специально. Кстати, в результате этого и развернулась 44-дневная война. Во время войны я была в Степанакерте и работала со многими известными журналистами, пыталась сделать все, что в моих силах․ Буквально за месяц сложилась такая ситуация, что мы должны были жить окруженные азербайджанцами и в присутствии русских. После войны я решила остаться в Карабахе.

Во-первых, нам некуда было деться. Во-вторых, оставалась слабая надежда, что за те 5 лет, что в Карабахе находятся российские войска, не будет войны, и мы сможем на дипломатическом уровне поднять наш вопрос. В-третьих, было стыдно перед погибшими. Столько человек погибло, ради того, чтобы мы там жили, а нам предстояло просто взять и уйти.Там был мой дом. Если честно, я никому не верила. Я надеялась, что Господь не допустит самого страшного. Я верила в то, что мы опомнимся и начнем трубить на всех площадках, что готовится геноцид, а мы вместо этого устраивали непонятные шествия.

Я не понимаю, что у нас там творилось. В период, когда азербайджанцы на глазах у русских взяли Парух (село в Арцахе — ред.), мы поняли, что будет ползучая агрессия, но рассчитывали, что продержимся хотя бы 5 лет. Когда российские миротворцы приходили к нам в университет, мы часто спрашивали их: азербайджанцы будут бомбить? Будет ли война? Они уверяли нас, говоря: ну что вы, зачем мы тогда здесь. Я думаю, что у русских изначально был другой план, но что-то потом пошло не так. И только планы азербайджанцев были выполнены и перевыполнены.

Войны такого масштаба и с таким исходом никто не ожидал. И после войны 2020 года люди были слишком подавлены, чтобы сплотиться. Я видела попытки некоторых людей организовать что-то, но у них ничего не получилось. В период блокады мы несколько раз организовывали митинги. Однажды мы пешком из Степанакерта пошли в сторону Шуши, с целью прорвать блокаду. Но российские миротворцы не дали нам пройти их КПП. Они нам заявили, что сейчас идут переговоры, и завтра дорога будет открыта. Честно говоря, я не верила, что мы сможем повлиять на ситуацию, но цитируя Ахматову, «Я была тогда с моим народом, Там, где мой народ, к несчастью, был».

Если надо разделить судьбу народа, я всегда там. И все эти митинги, сборы – это были усилия одиночек, так как гражданское общество в Карабахе не состоялось. С 88-го года мы перестали самоорганизовываться и то, что мы сейчас имеем, это результат 30-летнего безмятежного ожидания чего-то.

В январе 2021 года, то есть спустя три месяца после войны, мы начали активную общественную деятельность. Это была наша с подругой идея. Сделать видео перед арцахскими памятниками с посылом: мы живем в Арцахе, наши предки жили здесь, мы христиане, президент Алиев готовит геноцид, этническую чистку. Мы хотим жить здесь и так далее. Эти видео мы направили в ООН, в Минскую группу и в другие организации.

Мы также написали письмо на французском языке президенту Макрону, христианским организациям, но никто не ответил. И так как я большая любительница животных, мы также направили письма в организации по защите животных – Greenpeace и т. д. Однако никакой реакции не последовало.

Во время войны 2020 года мы кормили брошенных собак. Об этом появилась статья в российской газете «Коммерсант». Очень много животных из-за войны остались без хозяев, и мы решили зарегистрировать данные всех собак, чтобы на основе закона о жестоком обращении с животными можно было бы призвать хозяев к ответственности. Так мы открыли приют. Нам очень помогали друзья, и несколько месяцев у нас не было проблем. Во время блокады число собак приюта выросло вдвое, так как не было еды: люди не могли содержать их и выпускали. И так как им угрожал отстрел, мы всех взяли в приют. Нам приходилось очень тяжело. Мы ходили по знакомым, выпрашивали у них кости, просроченные крупы, чтобы варить супы. Собаки отощали, но ни одна не умерла с голоду. Дело осложнялось отсутствием бензина – приют наш находился на окраине города, и приходилось везде ходить пешком.

Такой была наша жизнь в Арцахе. Мы пережили несколько войн, терпели лишения блокады и в результате остались без родины. Я надеюсь, что сейчас у нас наконец-то созреет гражданское общество, которое возглавят люди и чиновники, не опозорившиеся в прошлом. Я с удовольствием приму участие в этом процессе. Сейчас нет ни одного органа, который занимался бы проблемами арцахцев, а у нас ждет еще масса проблем. Мы должны обратиться в международные суды, чтобы хотя бы документально закрепить свои права на нашу землю. Это все можно сделать. Надо подобрать грамотных юристов по международному праву и закрепить свои права на землю и возвращение в любой момент, и безопасную жизнь. Пусть это будет какая-то свободная зона, где будут международные миротворческие силы. Так в свое время косовским албанцам также пришлось покинуть Косово, а спустя несколько лет они все вернулись на родину.

 Автор проекта — Гурген Багдасарян, независимый журналист, общественный деятель из Арцаха.