Степанакертский театр, церковь на Экимяна и тер Минас возле Оперы

Степанакерт, церковь Сурб Акоп, панихида по погибшим в Арцахе сотрудникам полиции, 6 марта 2023 г.

Первую литургию и священника в одеянии я увидел в театре имени Ваграма Папазяна в Степанакерте. Это была либо первая Карабахская война, либо чуть позже. Люди того поколения хорошо помнят, сколько лет она длилась и какую цену заплатили жившие там люди (как говорится, война можно пережить, трудно жить после войны).

Многие помнят полуразрушенные здания 90-х, полученные по линии гуманитарной помощи синие куртки для раненых, коробки Красного Креста с провизией, очередь вдов в ожидании пенсии перед военкоматом, дом семей погибших, неисправная пушка во дворе 10-й школы, очередь у Трёх кранов, а потом японские телевизоры, американские блокбастеры, первые Сникерс и Кока-Кола, инвестиции Диаспоры, первый Мерседес-600 (ну, кто же еще, если не командующий).

Кстати, «Мерседес-600» Самвела Бабаяна был таким же, как «Роллс-Ройсы» сегодняшней бедной Армении. Молодежь восхищалась дизайном, старики говорили: как же так, когда у людей не хватает хлеба насущного?

Отвлекусь и скажу, что мои зарубежные коллеги, недавно посетившие Армению, не увидевшие Роллс-Ройсы, были удивлены ереванскими Брабусами, God, so many… It’s so expensive, — удивялись они. Точно так же финны были удивлены, увидев в Карабахе весь японский и европейский «автопром».

Но оставим тему богатых и бедных Богу (Господь дает, Господь забирает) и войдем в «церковь», тем более, что Советский Союз был разрушен и почил в бозе с первой Карабахской войной.

Мы стояли с ребятами в фойе здания театра (как бы в притворе церкви), когда вошла какая-то «официальная делегация»… Кэролайн Кокс почему-то заметила меня в ряду мальчиков  и протянула руку, я сделал то же самое, она отдернула руку, затем поднесла снова и засмеялась: как тебя зовут?

Теперь я представляю, каким мрачным должно было быть мое детское личико, раз леди Кокс решила его чуточку развеселить.

История свидетельствует, что здание театра когда-то было церковью, которую в советские годы «реконструировали» под театр. После литургий 90-х в здании театра чего только не было: ночной клуб, выборы президента, депутатов, мэра, уроки пения, уроки рисования, выставки, пункт раздачи ношеной одежды, склад, наконец, разговоры о ремонте, оставшиеся со времен Аркадия Гукасяна.

«Что бы они ни делали с этим зданием, они его разрушат, — сказал один из моих знакомых художников, — лучше оставить все как есть, пусть живет в своей ауре».

В здании театра на протяжении многих лет проводились службы, до 2005 года, пока была построена церковь Святого Акопа, хорошо известная степанакертцам церковь на Экимяна, в которую невозможно было протиснуться в рождественские и пасхальные праздники.

В Вербное воскресенье девочки плели перед венки из вербы, старики сидели на скамейках под стеной, вспотевшие от футбола дети бежали выпить воды из фонтана у хачкара, кто-то ставил свечку, уходя на работу. Утром по дороге в часть, смотришь, зашел в церковь солдат, снял головной убор и молча постоял перед алтарем, женщины накинули платок, зазвенели брошенные в кассу гроши. А вот дьяконы переодеваются к литургии, отец Минас входит, крестясь, поддерживая ладонью крест на груди, энергичной походкой, продавец свечей наблюдает за сценой из небольшого окошечка…

Несколько дней назад я сидел на Оперной площади, рядом со мной присел человек с пакетами.

«Здравствуйте, тер Минас», говорю я.

«О, здравствуй», — отвечает священник церкви Св. Акопа.

«Я не запомнил твоего имени», — добавляет он.

Через несколько секунд я ловлю себя на мысли, что забыл имена многих, хотя и пытаюсь оправдаться, что это вина Фейсбука, что в социальных сетях люди выглядят по-другому.

Однажды кто-то остановил машину и поздоровался, я сделал вид, что помню его, спросил, как дела, устроились ли они, нашли ли дом, разговор продолжился, у нас все хорошо, мы расстались, и только через два дня я вспомнил, кто это был… Позже, когда я стал замечать тот же «диагноз» и у других арцахцев (Паруйр, как дела? — спросил меня в Ереване таксист из Карабаха), я понял, что, потеряв Карабах физически, его жители начинают терять друг друга. Никто не знает, кто где живет. Вроде, мы могли бы быть вместе в Интернете, но и там я не «вижу» карабахцев.

«Тер Минас, мы недавно говорили о вас, и вот вы здесь, — удивленно говорят двое жителей Степанакерта, подходя к нам. — Мы говорили о вас, а вы тут как тут», — говорят они.

Я оставляю их и ухожу с моим австралийским гостем.

Встречая жителей Арцаха в разных местах Армении, невольно думаешь, как же эти люди не вписываются в этот антураж. Допустим, девушка, с которой вы не знакомы, но видели каждый день, знаете, что работала парикмахером в салоне красоты на «Кольцевой», ждет транспорт на остановке у зоопарка. Этим людям место на остановке Экимяна, Кольцовой, Пятачка, Стоквартирной, у Палита, в парке КГБ или в церкви, но не возле Оперы, на Комитаса или в Ерорд мас.

«Брат, мне тридцать лет, я никогда в жизни не был в Ереване», — говорит житель Степанакерта. Моя бабушка, всю жизнь прожившая в селе, смотрела в окно нашего дома в Степанакерте и говорила: «Ну и что это? Атерк в десять раз больше…»

Однажды мы с отцом Минасом отправились в паломничество к церкви Гайбалушен, поднялись по ущелью к Шуши и по дороге даже видели оленя. Это то самое ущелье, где были убиты полицейские. Во время однодневной войны я наблюдал поток азербайджанской артиллерии со степанакертского кладбища и фотографировал на телефон, прячась за надгробиями и кипарисами. Видео опубликовало издание Sky News.

Тридцать лет спустя те же голоса в том же месте. Уверяю вас, звук артиллерии страшнее ее шрапнели. Вас больше сбивают с толку звуки воздушного налета, чем истребитель.

Во время первой карабахской войны «Град» снес часть нашей пятиэтажки в Степанакерте. Я хорошо помню упавшие настилы и смятый зеленый жигуль дяди Сего во дворе, как спасали людей в подвале от удушья от газа. Знаете, град попадает туда, куда уже попал раньше. В 2020 году волна авиабомб и законы физики выкинули из здания кирпичи, которыми ремонтировали дом после первой войны.

А до этого, 27 сентября, в первый день войны 2020 года, ядра «Смерча» разбили окна.

В 2023 году здание не выдержало и сказало: «Хватит, я больше не могу, уходите… И мы ушли».

Надеюсь, здание театра и церковь устоят.

Марут Ванян