Сюник: наш, но словно чужой. Как добраться из Гориса в Капан

Корнидзор

Многие согласятся, что самый аккуратный и ухоженный город в Сюнике — это Горис. Даже сегодня муниципалитет продолжает ремонтировать улицы и тротуары, стараясь сохранить облик города и т.д. Но именно горисцы больше всего сетуют на то, что оказались брошенными на произвол судьбы после того, как не стало Карабаха и дороги Капан-Горис. «Брат, как тебе сказать, считай, что мы оказались в тупике. Раньше по этой дороге проезжали иранцы, мы покупали у них стройматериалы, продукты, всё, что было нужно, гостиницы были переполнены, весь Карабах проезжал здесь, была движуха, а теперь сами видите, как обстоят дела», — ворчит местный таксист.

Но «изолированность» Гориса — это мелочи по сравнению с тем, что добраться до соседних с Горисом сёл и райцентра Капан — настоящая проблема. Транспорта до известных сел Хнацах и Хознавар нет, а таксисты просят 4–5 тысяч драмов за 15-минутную поездку. Транспорт из Гориса в Капан ходит только днём (2500 драмов). Почему утром нет транспорта до Капана? – удивлённо спрашивает мой друг европеец. – Тогда, говорит, надо ехать на такси. И я начинаю обзванивать знакомых и незнакомых таксистов, чтобы разобраться в «арифметике». Все предлагают примерно одинаковую цену — 15–20 тысяч драмов до Капана, столько же до Мегри.

Ознакомившись с ценами, европеец не выдержал и начал вымещать свою «злость»на мне. Я заплатил всего 30 000 ֏ из Еревана в Горис, и это при том, что меня везли из Звартноца прямо в отель. Как может быть 40 000 ֏ из Гориса в Мегри (по Google Maps перепроверяет расстояние между Горисом и Капаном). В растерянности я начал звонить другим таксистам. Следующий попросил подождать несколько минут и чуть позже сказал, что готов отвезти меня в Капан за 30 000 ֏, и столько же в Мегри. 60 000 ֏ — это, да, «скидка». В тот момент я вспомнил, что перелёт из Еревана в Капан стоит всего 20 000 ֏ (представьте, если поехать из Гориса в Еревана и вылететь в Капан, это будет дешевле, чем просто взять такси из Гориса в Капан), вспомнил, что дороги отремонтировали, вспомнил, что минимальная стоимость проезда в такси в Горисе — 600 ֏, что Яндекса и GG нет, и что таксисты весь день ждут клиентов в центре города.

В общем, не имея выбора, мы решили воспользоваться услугами такси и отправиться в Капан и Мегри. Проехав Татевский монастырь, показалось, что мы уже в Иране. Практически везде можно увидеть только иранские фуры с жёлтыми номерами или автобусы с иранскими туристами. Рано утром перед фуд-кортом Татева припарковался большой автобус, и мы решили остановиться выпить кофе, так как найти открытое кафе до 10 утра невозможно («Кому нужен кофе после 10, как вы собираетесь развивать туризм, если в городе нет ни одного открытого кафе?» слышу я очередной европейский «попрек»).

В Татеве со мной заговаривает иранская туристка.

— Откуда вы? — спрашивает иранская девушка со светлой помадой.

— Из Карабаха, — отвечаю я.

— Из Карабаха? — уточняет она.

— Да, — отвечаю я.

— Это ведь в Евросоюзе, да? — спрашивает она.

— Пока нет, — говорю я и добавляю. Карабах сейчас под контролем Азербайджана. Там была война…

— О, Азербайджан…

Английский у иранской девушки такой же плохой, как и её представления о регионе.

Каджаран, Капан

Прежде чем добраться до Капана, стоит сделать пару снимков в Каджаране. Непонятно, это то ли город в руднике, то ли рудник в городе. Грузовики и бульдозеры как муравьи, словно не они «архитекторы» этой гигантской «лестницы». Пыль висит над городом облаком. Местные жители говорят, что это их единственный источник дохода, и что сюда приезжают на заработки даже из Еревана. Говорят также, что владелец шахты раньше был грузином, а теперь русский. Пятиэтажки в центре Каджарана покрашены в какой-то странный цвет, видимо, использовали краску, которая осталась на складе. Короче говоря, грустно видеть, что в Сюнике столько богатства, а города и села выглядят, словно это затерянные города России (Base Metals хотя бы пускал пыль в глаза жителям Карабаха и тратил деньги на обустройство Дрмбона или Степанакерта, скажем, отель Valex и т. д.).

Капан – поистине странный город. Сразу при въезде аэропорт, азербайджанские позиции и флаги. Взлётно-посадочная полоса своим бездействием и отсутствием самолётов напоминает аэропорт Степанакерта. Недавно выяснилось, что единственный самолёт нуждается в ремонте, и полёты временно приостановлены.

Река совсем перестала быть рекой? Вдоль неё саженцы, не выдержав жары, засохли и не собираются становиться деревьями, манекены в Adidas и Nike ждут покупателей у магазинов с алюминиевыми фасадами, горожане в старых автобусах едут на обед. «Надо снести эти здания и построить новые», – говорит мой знакомый из Парижа. «Строят сейчас в Ереван», – говорю я. «Давайте поедем в Мегри», – ухмыляется он. Хотя женщины, которые пекут женгялов ац в Капане, рассказали мне, что после Еревана в Капане поселилось больше всего арцахцев, а арендная плата здесь почти такае же, как в Ереване. Кстати, им понравился Капан: «Здесь хотя бы можно говорить на нашем диалекте, что мы, что они, да и мэр помогает», — рассказали они.

Мегри и Агарак

Что ж, мы уже «на дороге Трампа», точнее — «в Зангезурском коридоре», извините, «на армяно-иранской границе», то бишь «на перекрёстке мира», ах нет, «на Шёлковом пути», короче говоря, на всё ещё суверенной территории Армении.

Здесь нет ни башни Трампа, ни американских солдат (по крайней мере, сегодня). Ничего не изменилось со времён вашингтонской встречи. Те же ржавые вагоны на том же месте, Аракс течёт своим чередом, та же колючая проволока и та же дорога, торговый центр Мегри и карусель в Агараке. Всё на своих местах. Я не мог ошибиться — женщина, переходящая дорогу, явно из Арцаха, хотя прошло уже сорок лет с тех пор, как она вышла замуж и переехала из арцахского Гергера в Агарак.

Жители Агарака ездят в Иран так же, как ереванцы делают покупки в SAS и Сити. Стиральный порошок, сахар, макароны, всё, что нужно… у них очень низкие цены, моя дочь постоянно ездит за покупками, они очень хорошие люди, мы как-то дали им больше денег, чем надо, так они побежали за мной и вернули, – говорит бабушка из Гергера. Там могилы всех моих родственников (в Гергере), резко меняет тему, я очень туда хочу, но не могу доехать даже до Капана — высокое давление.

Бабушка не интересуется политикой: когда все поедут, и я поеду. Когда я вижу карабахцев, моё сердце разрывается, мне негде жить, сын только что женился, дом стал ещё меньше, внуки выросли, но я принимала в своем маленьком доме троих карабахцев, когда их изгнали. Никого не осталось, все уехали. Выпей кофе, съешь хотя бы мороженое. Может, приготовить чего-нибудь? Бабушка никак не угомонится.

Нам не удалось узнать больше о Мегри, поскольку мэр был в отпуске. Но даже если бы он был на месте, мы не встретились бы, поскольку пресс-секретарь заявил, что для интервью с ним требуется специальное разрешение МИД.

Что будет с Мегри, что означает эта тишина? Оставим это «пророчествам» ереванских экспертов.

Хнацах, Хознавар

В отличие от Хнацаха, Хознавар кажется более привлекательным для жизни. Асфальт, ведущий к селу, всё ещё чёрный, французы построили культурный центр, установили новый флаг и логотип у въезда в село, проблем с водой, похоже, нет, даже родниковая вода стекает в долину. Весной окрестные холмы покрываются тысячами видов полевых цветов, что кажется настоящим раем, но, как оказалось, люди не хотят жить в раю. Здесь не осталось не только арцахцев, но даже местной молодежи, утверждают как жители Хознавара, так и Хнацаха. Хотя дорогу на Хознавар недавно заасфальтировали, там нет ни одного прохожего, и эти приграничные села кажутся более маргинальными, чем «тупиковый» Горис. Кроме наблюдателей от Красного Креста и ЕС в наше село никто не приезжает, никого не волнует, живы мы или мертвы, газопровод проходит через село, но половина жителей покупает дрова, делится с нами пожилой мужчина из Хнацаха.

В Хнацахе строится новая школа для двух общин, стены которой поднимаются с трудом. Зарплату не выдают, и рабочие сидят дома, объясняют местные жители. Как дети из Хознавара будут ходить сюда зимой и почему вообще решили строить школу прямо под носом азербайджанцев, спрашивают они.

Жители села говорят, что не было обстрелов со времени встречи в Вашингтоне, но они не знают, как долго продлится перемирие. «Я не боюсь, но все же не могу позволить себе возделывать землю», — говорит житель Хознавара. «Когда Карабах был, я продавал там картофель и фасоль тоннами, а теперь возделываю небольшой огород. Просто чтобы не голодать, чтобы дома было что поесть», — говорит он.

«Все мои предки похоронены в этом селе», — говорит дедушка из Хнацаха. «Вот жду своей очереди, когда смогу к ним присоединиться». Если так будет продолжаться, то свидетельством того, что здесь жили армяне, останутся только наши могилы. Когда-то здесь кипела жизнь, а теперь это место превратилось в дом престарелых, работы нет, молодёжь не хочет оставаться в деревне, а нам в этом возрасте некуда податься, — говорит он.

Корнидзор

Как и во всех приграничных сёлах Сюника, здесь сразу ощущается безлюдие. Чувствуется нехватка воды. Пройдя почти час по пыльным улицам, я так и не встретил никого, чтобы спросить, в чьём доме остановился мой друг из диаспоры. Рабочие в оранжевых жилетах оказались индийцами и иранцами, которые плели железный каркас рядом со школой. Вряд ли они говорили по-армянски. Наконец, я встретил женщину, которая сидела у своей двери и лущила фасоль. Арцахцев здесь тоже осталось немного, но женщина говорит, что несколько семей решили остаться. Есть один трудолюбивый мужик, который врыращивает тысячи перепелов, к нему даже из Еревана приезжают за перепелиными яйцами, у него большой магазин. Но большинство не остались, уехали — в Горис, в Ереван. Женщина подтвердила нехватку воды. Она говорит, что летом воды меньше. Её дают утром и вечером. Люди поливают сады, поэтому её не хватает.

Знаешь, самое главное — мир. Допустим, в 1990 году была война, но мы не так боялись. «Град» разрушил дом напротив, помню, сарай сожгли. Но после 2020 года здесь не стреляют, не знаю почему. Азербайджанцы всего в 50 метрах от нас, но мы ничего опасного не видели. В любом случае, это уже не то село, что было раньше: нет пастбищ, скот держать нельзя, нет Карабаха, мы стали границей, говорит она.

Работы нет, молодые люди не женятся, говорят: «Куда мне приводить невесту?» Едут в Каджаран на заработки. Что им делать, просить у родителей денег на сигареты? По соседству живёт семья из Гадрута, им очень тяжело. Хотя они и против Пашиняна, но он даёт 16 миллионов на строительство дома, а люди не хотят, говорят, что здесь граница. Не знаю, все сложно», — говорит женщина из Корнидзора.

Второй житель, которого я встретил, подошёл ко мне первым, поздоровался и начал задавать один вопрос за другим. Кто я, зачем приехал, куда иду, откуда взялся? Молодого человека интересовали не ответы на эти вопросы, а сам процесс задавания вопросов. Почти те же вопросы задал мне лысый мужчина с балкона, который, как я полагаю, был отцом молодого человека.

Ты из Степанакерта, спрашивает он. Да, говорю. А зачем сюда приехал. Приехал подышать свежим воздухом, отвечаю. Что, в Степанакерте воздух грязный, лыбится он и добавляет: мы так и не увидели карабахцев, которые приехали бы, посмотрели на Кирс и вздохнули…» — едко говорит он, намекая на то, что, мол, карабахцы бежали, не воевали и т.д.

После 2023 года я слышал о нас много подобного (даже в Сюнике… почему вы не использовали столько оружия, знаешь, на каких джипах через наш город проезжали… это сказал человек, который, по его словам, всю жизнь прожил в России и приезжал в родной город на лето). В таких случаях я всегда либо реагировал с юмором, либо не обращал внимания, считая, что Жванецкий был прав: «Если спорить с дураком, он, скорее всего, сделает то же самое».

Это мой второй визит в Корнидзор с 2023 года, и оба раза мне приходилось сталкиваться с местной «контрразведкой». Несколько месяцев назад, когда я был здесь, местный житель запретил мне фотографировать Бердзор. На этот раз ко мне подошёл молодой человек, который крайне любопытствовал, кто мы, зачем приехали в село и так далее. Я думал, что разговор на том же диалекте развеет все его сомнения, но он настоял на том, чтобы сфотографировать моего знакомого армянина из диаспоры. Когда я спросил, как он будет фотографировать, не спрашивая разрешения, он решил провернуть трюк с селфи. «Ладно, давай сделаем селфи», — сказал он. Представьте себе, человека, приехавшего в Корнидзор изучать диалект своих арцахских предков и с благотворительными проектами, ставят к стене и пытаются сфотографировать как «шпиона»).

Но главное — не одержимость «шпиона» Оника, и у меня нет никакого желания высмеивать этих людей (то же самое было и в Арцахе, кстати). Их осторожность и страхи понятны, но было бы неплохо, если бы они делали свою работу, а мы — свою. Разве такая атмосфера должна быть в приграничных селах, разве мы должны бояться посещать их? Интересно, что в Хнацахе и Хознаваре, где люди часто спят под обстрелами, подобных явлений нет. Они очень сострадательны к арцахцам, говорят, что прекрасно всё понимают, что они сейчас в таком же положении и т.д.

Дороги, которые строятся в Сюнике, ведут в сёла, где вот такая жизнь.

Марут Ванян