Уже было ясно, что мы уезжаем. В то время это было нелегко осознать; было много неопределённости. Неразбериха, возникшая после армяно-азербайджанской встречи в Евлахе, ускорила и осложнила процесс депортации.
Распространялись разные слухи: «Говорят, определённое количество людей отпустят, потом перекроют дорогу, остальных оставят в заложниках», «Остальные не смогут уехать» – возможно, именно эти неподтверждённые слухи заставляли людей предпринимать неосознанные шаги, о которых они теперь очень сожалеют.
Уничтожение архивов было одним из первых важных ошибок. Уничтожались важные документы государственных учреждений, одновременно сжигались и документы людей, и сейчас значительная часть судебных исков направлена на восстановление документов.
Мы были дома, в Мартуни, городе, только что потерявшем мэра. В те дни, помимо тишины, в воздухе витали лишь плач и стоны: куда мы идём, зачем мы, как всё так обернулось? Люди, в лучшем случае, паковали всю свою жизнь в легковые машины, в тюки…
Запах горящих документов был повсюду: сжигалось прошлое и настоящее, сжигалась наша жизнь, лучшая часть жизни, которую мы прожили.
Я шла от дома мужа, который был в центре города, к нашему дому на окраине Мартуни. По дороге я видела ценности, которыми я гордилась, но теперь они лежали в мусорных баках.
Мы шли по улицам, по которым, наверное, шли в последний раз, пытаясь запомнить всё: каждое дерево и камень, родную школу, улицу, ведущую домой, район, где мы были счастливы…
На площади рядом с нашим героем, Аво, стояли люди с красными, заплаканными глазами. Мы все, наверное, повторяли про себя одно и то же: «Прости, что перевернули эту страницу». Рядом с Аво, прямо у статуи, были десятки его фотографий. Это были те самые реликвии, которые нельзя было бросать в огонь.
Сколько раз после войны 2020 года шли разговоры о том, чтобы убрать из города памятники Аво и Нжде, но стойкие жители Мартуни не позволяли этого делать.
На фотографиях последних дней я видела только, что наши убрали памятник Аво, чтобы его не осквернили, и как люди везли с собой обломки памятника, как реликвии.
В те дни также было много шума от того, что люди разбивали всё свое имущество от бессилия…
Бензин наконец-то добрался до Мартуни, но мы хотели продлить ожидание, чтобы ещё немного побыть ДОМА. Мы никогда не сможем назвать домом ни арендованный, ни купленный спустя годы, ни каким-то образом приобретённый дом. Мы все равно будем не дома.
На рассвете мы покинули Мартуни и направились в Степанакерт. Это был последний вечер, мы были в доме отца моего мужа.
Последнее, что я помню из Мартуни, — это запах белой розы, который я почувствовала, уходя. Не знаю, кто, но в тот момент, от бессилия, срезал белые розы в саду… Последний аромат прощания с нашим городом.
Мариам Саргсян