Уже было ясно, что мы уезжаем. В то время это было нелегко осознать; было много неопределённости. Неразбериха, возникшая после армяно-азербайджанской встречи в Евлахе, ускорила и осложнила процесс депортации.

Распространялись разные слухи: «Говорят, определённое количество людей отпустят, потом перекроют дорогу, остальных оставят в заложниках», «Остальные не смогут уехать» – возможно, именно эти неподтверждённые слухи заставляли людей предпринимать неосознанные шаги, о которых они теперь очень сожалеют.

Уничтожение архивов было одним из первых важных ошибок. Уничтожались важные документы государственных учреждений, одновременно сжигались и документы людей, и сейчас значительная часть судебных исков направлена ​​на восстановление документов.

Мы были дома, в Мартуни, городе, только что потерявшем мэра. В те дни, помимо тишины, в воздухе витали лишь плач и стоны: куда мы идём, зачем мы, как всё так обернулось? Люди, в лучшем случае, паковали всю свою жизнь в легковые машины, в тюки…

Запах горящих документов был повсюду: сжигалось прошлое и настоящее, сжигалась наша жизнь, лучшая часть жизни, которую мы прожили.

Я шла от дома мужа, который был в центре города, к нашему дому на окраине Мартуни. По дороге я видела ценности, которыми я гордилась, но теперь они лежали в мусорных баках.

Мы шли по улицам, по которым, наверное, шли в последний раз, пытаясь запомнить всё: каждое дерево и камень, родную школу, улицу, ведущую домой, район, где мы были счастливы…

На площади рядом с нашим героем, Аво, стояли люди с красными, заплаканными глазами. Мы все, наверное, повторяли про себя одно и то же: «Прости, что перевернули эту страницу». Рядом с Аво, прямо у статуи, были десятки его фотографий. Это были те самые реликвии, которые нельзя было бросать в огонь.

Сколько раз после войны 2020 года шли разговоры о том, чтобы убрать из города памятники Аво и Нжде, но стойкие жители Мартуни не позволяли этого делать.

На фотографиях последних дней я видела только, что наши убрали памятник Аво, чтобы его не осквернили, и как люди везли с собой обломки памятника, как реликвии.

В те дни также было много шума от того, что люди разбивали всё свое имущество от бессилия…

Бензин наконец-то добрался до Мартуни, но мы хотели продлить ожидание, чтобы ещё немного побыть ДОМА. Мы никогда не сможем назвать домом ни арендованный, ни купленный спустя годы, ни каким-то образом приобретённый дом. Мы все равно будем не дома.

На рассвете мы покинули Мартуни и направились в Степанакерт. Это был последний вечер, мы были в доме отца моего мужа.

Последнее, что я помню из Мартуни, — это запах белой розы, который я почувствовала, уходя. Не знаю, кто, но в тот момент, от бессилия, срезал белые розы в саду… Последний аромат прощания с нашим городом.

Мариам Саргсян

Вчера в Горисе почти никто не вспомнил, что два года назад в этот день в их городе находилось практически всё население Арцаха.

Даже арцахцы не помнили. Город с утра вступил в свою обычную жизнь. Дети репетировали какой-то концерт на площади, воспитательница водила младших на экскурсию, осеннее солнце выкрасило день в ещё более однообразный цвет, казалось, что сегодня воскресенье, как и все остальные дни недели здесь.

Арцахцы признаются, что Горис был для них всего лишь «перевалочным пунктом» по пути в Ереван, и вряд ли внутренний туризм среди армян был достаточно развит, чтобы лучше узнавать населённые пункты друг друга. На проспекте Арцаха уже нет маршруток из Степанакерта, которые обычно останавливались здесь на кофе-брейк, да и вообще нет никакого транспорта; по шоссе на пастбище двигалось стадо овец.

Step1.am прошелся по Горису и попытался «напомнить» местным жителям и арцахцам об этом дне 2023 года, понять, как живут арцахцы сегодня и какой была их жизнь в последние два года.

Вардан, таксист, Горис: Как все может быть хорошо, если у людей нет ни собственности, ничего? Я двадцать лет прожил в Москве, встречал там много богатых карабахцев. Не знаю, может, они разбогатели — грабежом, а может, собственным трудом. В нашем селе тоже есть карабахцы, и живут они очень хорошо. Государство им даёт деньги, и они живут. Кто снимает жильё, тому государство компенсирует аренду. У них все хорошо.

Эдик, Степанакерт: Честно говоря, я и не вспомнил, что сегодня 25-е. Забыл. Теперь они (азербайджанцы) одни в Карабахе, и наша жизнь здесь «ни рыба ни мясо». Что сказать?

Тикин Ерджаник, Акнахбюр, Арцах: Я выехала в самый последний день. Какой это был день месяца, тридцатый? Я даже боялась, что останусь там. Что изменилось в жизни карабахцев? Да ничего. Более того, с каждым днём всё хуже и хуже. Раньше хоть платили за аренду дома, а теперь и её урезали. Ты видишь какой-то прогресс? Я не вижу. Хотя если нам позволят жить, плохо, но хотя бы здесь, и то дело. Я и за это место опасаюсь.

Тикин Нвард, Горис: Я сама беженка из Баку, конечно, поначалу очень тяжело. Потерять дом – это нелегко, я это прекрасно понимаю. Мы по крайней мере смогли продать свой дом и приехать сюда. Что я могу сказать об арцахцах, не выселять же их и отсюда. Посмотрите, какие наглые, раздают чужие земли. Этот Алиев такое говорит, словно клоун.

Тикин Сюзан, Мартакерт: Если это жизнь, то что тогда смерть? Я больше не могу об этом говорить, у меня больше нет сил. Мое прошлое… я вспоминаю и снова начинаю нервничать, сразу поднимается давление. Мы кушаем, и эта боль с нами, мы пьём, и боль с нами. Я вожу с собой свое горе и вспоминаю свой дом. Карабахцы были карабахцами, когда жили в Карабахе, а здесь зарплата копеечная, они больше не могут здесь жить так, как раньше.

Мэри, Горис: Эта война изменила жизни многих людей. У нас есть сосед, который говорит: «А что, я никогда так не жил в Карабахе» (у него наверное не все дом, вмешивается тикин Сюзан). Я говорю ему: «Ты потерял землю, ты потерял дом, как ты можешь так говорить?» А он отвечает: «Какой дом? Я был пастухом, у меня ничего не было, а здесь я живу как человек». То есть: пропади страна пропадом, лишь бы мне жилось хорошо. Но, конечно, есть и другие, они целыми днями погружены в свои мысли. У меня есть коллега из Карабаха, у которого каждый раз, когда мы разговариваем, глаза невольно наполняются слезами. Он говорит: «Мой дом, моя земля. Я тут не могу работать от души, я хочу свой кабинет». Хотя много и адекватных людей. Мне кажется, карабахцы не адаптировались в Горисе. Многим предлагали жильё, но они говорили: «Мы не настолько глупы, чтобы здесь оставаться», и добавляли: «Потерпите, придёт и ваша очередь». Я часто слышал это выражение, и мне было крайне неприятно. Как они говорили на своём диалекте… вот придут и вырежут вас, мы зесь не останемся». Что тут скажешь, везде есть и хорошее, и плохое.

Дед Юра, Горис: Они живут очень даже хорошо. Что с ними стало? Отдают им все деньги. Поддерживают их во всем, помогают, дают одежду, всё, холодильники, газ. Люди живут, государство их поддерживает. Что поделать, таков сейчас мир.

Тикин Лаура, Горис: Мне очень нравятся карабахцы. Они трудолюбивые, умные, способные люди, но мы не понимаем, как все это произошло. Мы не понимаем, как они отдали Арцах. Но что поделать, людям нужно как-то жить, выживать, люди приспосабливаются к любым трудностям. Мы не можем поверить, что они сдали Арцах. Теперь они положили глаз на Сюник, но пусть не спускают с него глаз. Карабах отдали, но Сюник не отдадим.

Нелли, Горис. Честно говоря, я нечасто встречаю арцахцев, но знаю, что они в городе есть. В основном они уехали куда-то, не знаю, может быть, в Ереван. Из-за работы, наверное. Многого не знаю, ничего не могу сказать. Эта ужасная сцена произошла прямо перед нашим магазином два года назад. Я три дня не могла есть, настолько я переживала… Мне было очень плохо, я не могу это описать.

Слава, Горис: Конечно, они тоскуют. Мой сосед из Карабаха. Что поделать, говорю, всё будет хорошо, потерпи, пытаюсь его успокоить. Он купил дом, но, насколько мне известно, решил продать его и уехать. Они хотят уехать. Насколько мне известно, его братья живут за границей, и он решил уехать к ним, он так и не адаптировался.

Армен, Горис: Я почти не встречаю арцахцев, не думаю, что они остались. Большинство точно уехали. Но ничего точно сказать не могу, не хочу создать ложного впечатления. Сейчас говорят о Сюнике, но я ничего не могу сказать, сколько людей, столько и мнений. Время покажет, я ничего не решаю, но не думаю, что хоть один горисец оставит свой дом и уедет.

Тикин Гаяне (Атаян) работала в организации «Человек в беде» руководителем группы в Центре развития детей и с 2020 года знает о проблемах арцахцев не понаслышке.

Знаете, я думаю, что арцахцы сами должны рассказать, каково им в Армении. Приспособились ли они, адаптировались ли? Я работала с детьми и родителями из Арцаха ещё во время войны 2020 года, это были очень тяжёлые дни. Каждый горисец считал своим долгом хоть немного помочь им, хотя бы словом и отношением. При поддержке центра «Человек в беде» работал Центр развития ребёнка. Дети из Арцаха присоединились к местным жителям, и мы старались сделать всё возможное для арцахских детей, чтобы они не чувствовали себя изолированными и отчуждёнными. Я считаю это нашим успехом. Дети были настолько близки друг другу, что невозможно было сказать, что один из Гориса, а другой из Арцаха. Возможно, родители также работали с ними дома, чтобы преодолеть эти комплексы. Мы делали всё, чтобы не было резкого различия между арцахцами и горисцами.

Помню, был случай, когда один из местных детей сказал об одном мальчике из Арцаха, что он каждый день приходит в одной и той же одежде. Сразу не только я, но и все мои коллеги набросились на него: «Ты что, забыл, что он из Арцаха?» В любом случае, прошло уже два года, так что, это им нужно рассказать, что они чувствуют, когда ходят по улицам Гориса. У меня есть соседи из Арцаха, их ребёнок сначала был очень подавлен, но сегодня он раскрылся, его мама нашла работу, и он ходит по Горису с поднятой головой.

Если хотя бы один ребёнок не впал в депрессию, я считаю, что мы достигли успеха.

Приведу пример: во время войны 2020 года, когда сюда переселяли женщин и детей, а мужчины были на войне, у нас не было опыта работы с ними. Мы просто слышали, что в Арцахе идёт война, и матери с детьми уехали. Но тогда женщины знали, что это временно и что они вернутся. Мы пытались отвлечь их словами, занять, организовывали игры для детей, водили их в театр. С определённой возрастной группой это сработало, но не сработало с детьми постарше, особенно с мальчиками.

В 2020 году мы стали свидетелями случая, который я до сих пор вспоминаю с содроганием: мы организовывали просмотр фильма для арцахских детей в гостинице (мальчики не остались, разошлись по своим номерам, им было по 14-15 лет), когда одна из девочек прочитала в Фейсбуке о гибели своего двоюродного брата. Прямо во время просмотра фильма. Вы не представляете, что творилось, рассказать им сказку, почитать книгу уже было невозможно.

Но в этот раз, в 2023 году, всё было иначе, сложнее. Они приехали в Армению, понимая, что пути назад нет.

Марут Ванян

Центральная избирательная комиссия Республики Армения на своем очередном заседании 25 сентября установила порядок проведения конкурса по отбору специализированной организации для осуществления видеозаписи и прямой трансляции с избирательных участков на выборах в Национальное Собрание и муниципальные советы, проводимых по пропорциональной избирательной системе.

Комиссия также внесла поправку в постановление ЦИК № 21-Н «Об установлении видов документов, удостоверяющих личность избирателей без гражданства РА при выборах в органы местного самоуправления».

Таким образом, для избирателей без гражданства РА, для участия в выборах в органы местного самоуправления, помимо действующих документов, был установлен также паспорт беженца, которому предоставлена ​​временная защита, описание которого соответствует описанию паспорта, утвержденного постановлением Правительства Республики Армения № 821 от 25 декабря 1998 года, с кодом 070.