«Я понимала, что будет война. Не готовиться к войне – значит, проиграть», – говорит Светлана Мовсисян, девушка, оставшаяся без родного села после войны 2020 года. Однако даже в самые тяжёлые дни она не уклонялась от своего долга; и в блокаду она понимала, что единственный выход – действовать.
В первый день войны Светлана была дома с младшим братом. Мама была на работе. «Если бы мама хоть немного опоздала, мне пришлось бы оставить брата, потому что я знала, что моя помощь нужна в больнице», – вспоминает она.
Светлане тогда было всего 18 лет, она работала медсестрой «скорой помощи». Мама давно поняла, что дочь останавливать бессмысленно; они даже вместе изготовляли бинты из простыней.
«Я прекрасно знала, что мои знания пригодятся прежде всего на поле боя», — говорит она.
Когда в бункере не было срочных дел, Светлана и её коллеги спрашивали у солдат номера телефонов, чтобы сообщить родителям, что их сыновья живы. «Там был мальчик, его лицо было мне знакомо. Однажды мой друг написал, что его брат пропал без вести, и это оказался он».
Она рассказывает, что самой тяжёлой сценой в дни расформирования армии стала сцена, когда военные сжигали свою форму.
«Я её не сняла. Это было моё достоинство, это было единственное, что осталось, это даже придавало сил тем, кто стоял рядом».
Светлана до сих пор не забыла сентябрьские дни 2023 года.
«24-го мир рухнул для меня. Нам сказали, что придется покинуть Арцах. Старшие спрашивали, что делать. Я не могла ответить. Это был ужасный момент бессилия».
На следующий день, 25-го, она стала свидетельницей потока людей, сгоревших от взрыва на складе бензина. «Я смотрела и думала: „Это пытка“. Потом почувствовала себя ужасно виноватой. Виноватой в том, что они в таком состоянии, а я жива».
Она провела в больнице несколько дней. Однажды она поднялась на третий этаж зарядить телефон, села на лестнице и тут же уснула.
Она рассказывает об аде, который видела, и поражаешься, как 18-летняя девушка могла видеть, нести и помогать в таких тяжёлых условиях.
Было много тяжёлых моментов. «Но самой тяжёлой была первая смерть. Это был пятнадцатилетний ребёнок. Когда его привезли, накрытого белой простынёй, я обняла его тело, увидела его родственников… В тот момент я поняла, что есть нечто более мучительное, чем смерть: видеть смерть своего близкого».
Она также помнит мужчину, который попросил ее написать смс. Текст был на русском, и с каждым словом я гадала, кому он пишет. «Он диктовал, и я думала, может быть, он скрывает что-то ценное. Но когда я поняла, что в письме спрашивается: „Вам удалось вывезти тела раненых?“, я почувствовала себя самым ужасным человеком на свете. Потом оказалось, что он был отцом того первого мальчика, смерть которого я видела. Он даже не смог попрощаться со своим сыном», — вспоминает она.
Светлана не хочет много говорить об исходе, понимает, что это был путь унижения и боли.
Новая жизнь, окружение, люди были непонятны, чего-то важного не хватало.
Её команда коллег обосновалась в городе Ташир, но, как она говорит, ее «сердце звало в горы», поэтому Светлана обосновалась в Сюнике, в Горисе, где, как она отмечает, «дуют ветры из Арцаха».
Каждый деньпо дороге на работу она ищет глазами Арцах.
В первое время, в послевоенные дни и после депортации, она постоянно вела войну – в мыслях, во сне, подсознательно.
«Казалось, я несколько лет принимала антидепрессанты. Я ничего не чувствовала. Долгое время я даже видела бои в фильмах, сама сражалась во сне. Всё изменилось, когда я приехала в Капан. Это было моим спасением. Холодный воздух словно привёл меня в чувство».
Каждое утро, проходя мимо азербайджанского флага, она напоминает себе, что это не конец. «Это обязывает меня сделать ещё один шаг навстречу Арцаху».
«Для меня патриот – это не тот, кто любит родину только на словах. Патриот – это тот, кто действует как патриот», – говорит Светлана.
Она мечтает родить семерых сыновей. «Мои сыновья должны бороться за Арцах. Я верю, что однажды я снова почувствую наши ветры – не из Сюника, а из моего дома, Арцаха».
Мариам Саргсян