Ситуацию вокруг мирного договора между Арменией и Азербайджаном вполне можно сравнить с детективной историей. Судя по происходящему сегодня, эта история может продолжится как по оптимистичному, так и по пессимистичному сценарию. Поэтому важно вспомнить, как развивался процесс, и проанализировать его разные этапы. Это поможет понять логику происходящего и оценить вероятность хэппи-энда.
Оптимистичный сценарий предполагает, что стороны перенесут на будущее сохраняющиеся противоречия и подпишут текст, об окончательном согласовании которого министерства иностранных дел обеих стран объявили в середине марта 2025 года. Как бы ни принижалось значение подписей на бумаге в новых глобальных реалиях, когда принципы международного права и международных отношений разваливаются легче карточного домика, само это символичное событие снижало бы вероятность новой войны между “заклятыми” соседями. Пессимистичный сценарий означал бы перенос подписания, как минимум, до 2027 года, когда анонсирован референдум по принятию Арменией новой Конституции без каких-либо гарантий, что все будут терпеливо и с верой в лучшее будущее ждать этого счастливого момента, и сам проект нового Основного закона их устроит. Вообще идея обусловить мир между Баку и Ереваном пересмотром конституционных устоев равноценно закладыванию новых мин под армяно-азербайджанские отношения, но это отдельная большая тема, к которой вернемся в следующей публикации.
Чрезмерный оптимизм по поводу согласованного текста сыграл, скорее всего, злую шутку и, наоборот, повысил вероятность пессимистичного сценария. В пользу последнего говорило и то обстоятельство, что азербайджанская сторона отвергла инициативу выступить с совместным заявлением. Это, вероятно, свидетельствовало о нежелании Баку придавать большее значение завершению работы над содержанием документа, чем констатации факта о принятии Ереваном его условий. Посыпавшиеся со всех концов света поздравления по поводу “завершения 37-летнего конфликта”, призывы не откладывать подписание противоречили планам Азербайджана, более того, могли быть восприняты им как некое давление. В ответ Баку повысил интенсивность заявлений о выдвигаемых предусловиях — изменение Конституции и совместные шаги по ликвидации Минской группы ОБСЕ. Причем по своей значимости для Азербайджана они, судя по всему, не уступают тем двум пунктам, на которые в итоге согласился Ереван — взаимный отказ от исков в международные судебные инстанции и отсутствие на границе между двумя странами сил третьих стран. Разница в статусе заключается лишь в том, что одни (предусловия для подписания) представляют разовые действия, а другие (пункты соглашения) определяют характер долгосрочных отношений.
Есть еще один фактор, заслуживающий внимания и свидетельствующий о противоречивости процесса: Азербайджан выдвигает условия, выполнение которых, с одной стороны, предполагает последовательность и высокий уровень легитимности власти, но, с другой, содержит риски для политической стабильности в Армении. Вместе с тем, опыт неполной послевоенной пятилетки подсказывал Баку, что игра на повышение ставок в процессе урегулирования, себя оправдывает. По мере того, как азербайджанская сторона решает в противостоянии с армянской очередную задачу, ею формулируются новые требования. И в качестве повода для ужесточения позиции приводится временной лимит для принятия тех или иных предлагаемых шагов, который, по утверждению Баку, каждый раз нарушает Армения.
Первый сигнал об обновлении повестки ночного трехстороннего заявления от 9/10 ноября 2020 года был послан президентом АР в начале 2021, когда Ильхам Алиев предложил подписать мирный договор. 14 марта 2022 в МИД Азербайджана назвали пять основных принципов нормализации отношений с Арменией, которые были отправлены армянской стороне 21 февраля и получены Ереваном, по его заверению, 11 марта.
Принципы, по сути, представляли из себя рамочный документ о нормализации официальных отношений, принятых между любыми двумя государствами, не отражая при этом специфики конфликта:
— взаимное признание суверенитета, территориальной целостности, нерушимости международных границ и политической независимости друг друга;
— взаимное подтверждение отсутствия территориальных претензий государств друг к другу и юридическое обязательство не предъявлять такие претензии в будущем;
— воздерживаться от угрозы безопасности друг друга в межгосударственных отношениях, от применения угроз и силы против политической независимости и территориальной целостности, а также от иных обстоятельств, несовместимых с целями Устава ООН;
— делимитация и демаркация государственной границы, установление дипломатических отношений;
— открытие транспорта и коммуникаций, установление других соответствующих коммуникаций и сотрудничество в других областях, представляющих взаимный интерес.
Ответ Армении, наоборот, включал пункты, которые учитывали новейшую историю армяно-азербайджанского противостояния. В частности, в них говорилось, что приоритетом для армянской стороны являются гарантии безопасности армян Нагорного Карабаха, уважение их прав и свобод, а также определение окончательного статуса Нагорного Карабаха. Делалась ссылка на право народов на самоопределение и на необходимость проведения переговоров под эгидой Минской группы ОБСЕ. Упоминались и обязательства по возвращению военнопленных и открытию коммуникаций в соответствии с ноябрьским трехсторонним заявлением 2020 года. При этом подчеркивалось, что Армения признала территориальную целостность Республики Азербайджан по соглашению о создании СНГ от 8 декабря 1991.
Иными словами, стороны преследовали разные задачи. Азербайджан стремился побыстрее закрепить результаты 44-дневной войны и добивался безоговорочного признания факта восстановления своей территориальной целостности. Армения же пыталась в определенной степени вернуться к логике довоенного переговорного процесса. Вероятно, на позицию Еревана влияние оказало как ошибочное представление о том, что присутствие российских миротворцев на части территории бывшей Нагорно-Карабахской автономной области не ограничено во времени (или, как минимум, гарантировано до ноября 2025 года), а посредническая инициатива Евросоюза от декабря 2021 года позволяет рассчитывать на длительность процесса без существенных новых потерь. Поэтому армянская дипломатия не видела проблем в отягощении общих принципов нормализации отношений дополнительными деталями. Тем более, что еще свежи были предвыборные обещания правящего “Гражданского договора” о применении принципа “Отделение во имя спасения” и возвращении под контроль Степанакерта потерянных территорий бывшей НКАО.
С высоты сегодняшних реалий первоначальное предложение Азербайджана останься оно в силе, вероятно, выглядели бы для Никола Пашиняна близкими к идеальным, однако после военной операции в сентябре 2023 года перестал куда-либо спешить Ильхам Алиев, и уже он не отказывал себе в дополнении проекта мирного соглашения новыми пунктами и предусловиями. Осознание бесперспективности подобного развития событий в свете предложений азербайджанской стороне, изложенных в статьях Пашиняна, опубликованных “Арменпресс” и в письменных посланиях, оставшихся, можно сказать без ответа Баку, видимо, и стало причиной снятия Ереваном возражений против остававшихся несогласованными двух пунктов.
Упущенные возможности более раннего движения армянской и азербайджанской сторон навстречу друг другу не ограничились провалом с рамочным соглашением из пяти пунктов, подписание которого могло открыть окно возможностей для переговоров уже по частным вопросам. Не исключено, что на раннем послевоенном этапе был шанс обсудить условия сохранения армянского населения НК без использования раздражающего Азербайджан слова “статус”. Этому помешала безосновательная, как отмечалось выше, самоуспокоенность, прежде всего, самих карабахских армян, внушаемая присутствием российских миротворцев и подконтрольность им Лачинского коридора. Некая отстраненность Еревана от этого вопроса также не способствовала поиску решений.
И уж совсем иррациональным выглядело нежелание армянской стороны обсуждать с Баку тему зеркальной установки контрольно-пропускных пунктов на въезде как в Лачинский коридор, так и на территорию Мегринского района из “материкового” Азербайджана и Нахичеванского автономии. А после того, как, не получив отклика на соответствующее предложение, Баку в одностороннем порядке оборудовал пограничный пункт на реке Хакари, армянские официальные лица, включая премьер-министра, ввели в обращение стереотип “незаконный КПП”. При этом они не удосуживались объяснить, почему соседняя страна, чья территориальная целостность признается Ереваном в соответствии с Алматинской декларацией (см. выше), не может установить КПП там, где проходила административная граница между двумя советскими республиками? Не меньшим заблуждением было приводить в качестве аргумента ссылку на трехстороннее заявление от 9/10 ноября 2020 года, где применительно к Лачину использовано слово “коридор” с довольно конкретным описанием роли российских миротворцев, а применительно к Мегри – нет. Между тем, наиболее существенное различие между двум транспортными коммуникациями, согласно 3-му и 9-му пунктам заявления, срок функционирования российских военных в случае с Лачином имел временные ограничения, а в случае Мегри — нет. И это обстоятельство имело большее значение, чем сомнительные намеки на экстерриториальность в 3-м пункте. Можно сейчас долго и обоснованно критиковать эти пункты с заложенными в них разночтениями, но они таковы, какие есть, и, исходя из реального положения дел, армянской стороне было выгоднее, чем азербайджанской, своевременно вводить равнозначные пограничные процедуры в обоих случаях.
Не идя на трудный, но необходимый диалог с Баку относительно контрольно-пропускных пунктов и сохранения армянского населения НК, Ереван и сами карабахцы, фактически, дали основания Азербайджану утрясать вопросы с Москвой, постепенно продавливая свои подходы. Вторжение России в Украину в феврале 2022, в свою очередь, означало, что ей во многом становилось не до Карабаха, а Армения все в большей степени оказывалась в его вопросе вне игры. Есть основания полагать, что Ереван переоценил потенциал внешнего влияния на процессы, рассчитывая, что безопасность Армении и интересы карабахских армян будут более эффективно защищены Россией (до сентября 2022 года), а в дальнейшем “собирательным Западом”. При этом Никол Пашинян менее чем за месяц дважды сменил ориентацию на источник надежды: сначала 6 октября он присоединился к четырехстороннему заявлению по итогам пражской встречи Европейского политического сообщества, где впервые отошел от предвыборной программы “Гражданского договора” 2021 года и признал территориальную целостность Азербайджана, включая Нагорный Карабах; но затем согласился с идеей Москвы перенести вопрос о статусе НК на будущее. Разумеется, во втором случае это был своего рода троллинг в ответ на недовольство российской стороны в связи с потерей ею посреднической инициативы: мол, я не против, чтобы определение статуса было отложено, уговорите Алиева, коли сможете. Однако этот троллинг сработал против самого Пашиняна: Москва заявила, что поезд ушел, когда армянский премьер подписался под пражским заявлением; а Баку обвинил Ереван в неспособности оставаться верным собственным обязательствам. Неспособность Владимира Путина удерживать “пульт управления” конфликтом в своих руках подтвердилась на встрече президента РФ с Ильхамом Алиевым и премьером РА в Сочи 31 октября 2022. Можно предполагать, что массовый исход армян НК и досрочный вывод российских миротворцев были предопределены именно на этой встрече, а не в сентябре 2023 года. Азербайджанская же дипломатия продемонстрировала в этот и последующий периоды умение играть на противоречиях между конкурирующими переговорными площадками, продвигая в итоге решения, исходящие исключительно из ее интересов.
В то же время не может быть никакой уверенности, что готовность Еревана к прямым договоренностям с Азербайджаном после того, как Баку озвучил идею мирного договора, открыло бы “зеленую улицу” для урегулирования конфликта. БОльшая сговорчивость армянского руководства и отказ от политического давления международного сообщества вполне могла быть воспринята другой стороной как возможность для постоянного ужесточения позиций. Было бы наивным предполагать, что выдвигаемые Азербайджаном новые требования формулировались ситуативно. Их последовательность выдает наличие долгосрочного сценария. И традиционно глубокое недоверие сторон друг к другу не позволяло рассчитывать на отказ от этого сценария в ответ на одностороннее проявление доброй воли. Особенно с учетом того, что разговоры о мире сопровождались инцидентами на армяно-азербайджанской границе и линии соприкосновения в Нагорном Карабахе, блокадами и пр.
Более надежным методом в переговорном процессе была бы сосредоточенность на сугубо практических решениях, приносящих выгоду обеим сторонам и представляющих реальную альтернативу использованию своего силового преимущества — в случае с Баку, и расчета на вмешательство извне — со стороны Еревана. Наиболее очевидным направлением было и остается открытие и развитие транспортных коммуникаций региона, о чем неоднократно писалось и говорилось в ходе армяно-азербайджанского диалога на разных уровнях. Эта тема достойна дальнейшего раскрытия в рамках инициативы “Линия соприкосновения” (продолжение следует).
