О войне, передаваемой из поколения в поколение, рассказывает руководитель офиса культурного омбудсмена Армянского нагорья Овик Аванесов.

Мои предки были родом из села Даграв Аскеранского района. В 1990-е годы мы жили в подвале, мой отец был участником войны. Удивительно, но у меня остались приятные воспоминания о жизни в тех тяжелых условиях. Наши бабушки складывали мандарины и орехи в узкие длинные макаронные мешочки, перевязывали их разноцветными нитками и дарили нам. А для новогодних украшений мы вырезали гирлянды из цветной бумаги и склеивали их…

Для меня эта атмосфера была более близкой, чем после того, когда все появилось в продаже. Ежегодно последнее воскресенье августа мои ​​односельчане отмечали как день своего села, они собирались и делали жертвоприношения. Это было своего род паломничество. Пожилые женщины босиком добирались до часовни. В каждом доме был портрет Вазгена Первого. В советские времена это было запрещено, но перед ним молились как перед иконой.

В 1997 году мы переехали в Аскеран. Наш дом дважды бомбили. Я учился в школе им. Эдмона Барсегяна в Аскеране. В 2008 году я поступил в университет имени Маштоца.

Моя родня по материнской линии в 1918 году работала на нефтепромыслах в Баку, их сожгли заживо. Мне было 7 лет, когда я случайно услышал об этом. Это и побудило меня выбрать эту профессию. Я много слышал от окружающих о том, что творили азербайджанцы в Арцахе и Армении в советские годы: пытки, похищения людей, но СМИ об этом не упоминали, в советских газетах можно найти только пару случаев.

Мои родители были свидетелями Сумгаитского геноцида. Несколько лет я уговаривал маму рассказать о том, что она видела. Я был студентом в 2011 году и опубликовал ее рассказ. Было впечатление, что февраль 1988 года всегда у нее перед глазами. Она рассказала, как 14-летнюю девочку сбросили с крыши здания.

В советские годы существовали религиозные и этнические проблемы. Возможно, в центральных районах это не ощущалось, но после 1960-х годов армян били. Ненависть к армянам была всегда. Об этом не говорилось. В Баку была популярна дворовая игра. Из кусочков ткани шили кукол и давали детям: представьте, что это армянин, оторвите ему руки и скрутите шею… Сумгаитские события готовилист не несколько дней, а несколько лет…

В советские годы Азербайджан превратил построенный в селе Чардахлу военный музей в чайхану. Церкви были превращены в склады.

Спустя годы у меня всегда было ощущение, что война не заканчивается, что наши поселения необходимо защищать. Ко всем уголкам Армении и Арцаха нам нужно относиться как хозяева. Если бы мы воспитывали поколения таким образом, добились бы больших успехов.

26 сентября 2020 года, в День Степанакерта, мы с другом гуляли по разукрашенному городу, и у меня в мыслях было только одно — предстоит масштабная война. Она случилась на следующийдень, и все время войны моя семья оставалась в Арцахе. Я работал со многими иностранными журналистами. После 2020 года я решил остаться в Арцахе, завел семью, мой ребенок родился во время блокады. Мы старались довольствоваться малым.

Тогда мы уже поняли, что нам нужно Управление по охране культурного наследия. В 2023 году 6 июня мы анонсировали деятельность института омбудсмена по культурному наследию. В жесточайших условиях блокады ежесекундно велись работы в рамках Центра кавказских исследований и офиса омбудсмена.

Я понимал, что мы еще будем благословлять 2020 год. С начала сентября 2023 года я ходил на работу пешком — 20 км. 19 сентября моя семья была в Аскеране, я в Степанакерте, транспорта не было. Гражданская инфраструктура также подверглась обстрелам.

Я пытался понять, что происходит. Публикаций в ереванской прессе по-прежнему не было, как будто ничего и не происходило. Я связался с журналистами для обмена информацией и попросил их оперативно распространить информацию.

Я не попрощался со своим домом, если не я, то мои дети обязательно вернутся… Я вошел в Аскеранскую церковь, поставил свечку и поклялся, что буду говорить об Арцахе, несмотря ни на что.

Если бы мы остались, это был бы второй Сумгаит…

Для крупных региональных акторов такой сценарий оказался непредсказуемым. Мы смешали всем карты. Исход был правильным решением, это было похоже на референдум о том, что мы никогда не будем жить под юрисдикцией Азербайджана, никогда не станем жертвами…

Татев Азизян

Forrights

«Это был жуткий исход», — кратко описывает имевшую место на глазах всего цивилизованного мира депортацию из Степанакерта в Ереван Инара Погосян в беседе с Forrights.am.

На пути исхода она стала свидетелем жутких иторий. «Один вез тело погибшего члена семьи, другой — безжизненный труп умершего на дороге родственника. Были машины, где в одной машине везли тело погибшего и маленьких детей. Это были невыносимые сцены», — говорит она.

Инара была на работе во время последней агрессии Азербайджана. Инара – учитель. 39-летняя женщина преподавала математику в школе №7 Степанакерта.

«Я была в школе, когда началась война. Канонада была слышна со всех сторон. Родитель одного из учеников был военным, он позвонил и сказал, что на границе беда», но несмотря на информацию с передовой, она надеялась, что враг не войдет в Степанакерт.

«У меня трое детей. Двое из них учились в той же школе, где я работал, а дочь училась в физмат школе, которая находилась довольно далеко от нас. Но я не могла оставить свой класс и позаботилась о своих учениках в первую очередь. Я собрала детей, и мы спустились в подвал. Муж нашел мою среднюю дочь в подвале здания рядом со школой. Это был неописуемый хаос. Я оставалась в школе до тех пор, пока не пришел последний родитель и не забрал ребенка», — говорит она и вспоминает, что в Арцахе, начиная с 19 сентября были чрезвычайно суровые дни.

«Мы как-то прожили эти дни, пока не поступило роковое объявление о том, что мы должны покинуть Арцах. Пожалуй, это был самый суровый момент. Мы вижели столько войн, много страшного произошло, но  момент, когда нам пришлось уехать, был самым болезненным».

Инара Погосян также занималась общественной деятельностью в Арцахе. Прежде чем покинуть родину, она помогала гражданам, пострадавшим при взрыве склада бензина.

«Я член общественной организации «Айки серунд». После взрыва мы собрались с лидером нашей НПО и другими членами, и поскольку большая часть врачей уехала, лекарств не было, мы взяли то, что было у нас дома, и поехали в детскую больницу, где лежали пострадавшие от взрыва. Это была жуткая картина, все сгоревшие, но спрашивали о тех, кто не выбрался».

Семья вынуждена была покинуть Степанакерт 29 сентября. «Я не могу представить, чтобы в Арцахе жил кто-то, кроме армян. Когда я впервые увидела в Степанакерте машины азербайджанских патрулей, поняла, что все плохо. Это неописуемая боль, невыносимая. Не могу себе представить, что не вернусь в Арцах. Единственная надежда, которая позволяет нам быть сильными, — это то, что мы вернемся, и я живу этой надеждой».

Инара поселилась в Новом Харберде со своей семьей и родственниками. Она также нашла работу. В семье муж, трое детей и отец мужа. Прежде чем поселиться здесь, они столкнулись с большими трудностями в Ереване.

«Мы не могли найти квартиру, платили 20 тысяч драмов за одни сутки. Я жила со своей семьей в одной квартире, а семья моей матери, отец и сестры жила в другой квартире. Их было много, с них требовали 30 тысяч в день. Так мы прожили восемь дней. На уступили ни копейки», — рассказывает она, отмечая, что пока только ей удалось найти работу, но работа нужна мужу, сестре и мужу сестры. Они стараются удовлетворить социальные потребности при поддержке правительства РА, но большая часть денег едва покрывает аренду и коммунальные услуги.

Что вы чувствуете, когда думаете об Арцахе, спрашиваю я Инару. Без слез ответить невозможно. «Арцах – это мое детство, я никогда не видела более прекрасных мест. Армения тоже наша родина, но есть разница в месте рождения. Это сложно описать. Я прожила там самые счастливые дни своей жизни, которые, возможно, больше никогда не проживу», — говорит она, вытирая слезы.

Нарек Киракосян